Апокалипсис Антона Перчика - Страница 6

Но потом мамик нарисовала ему медунивер, все в радужных красках. Мол, пойдет Антошка не по картошку, а в стоматологи — продолжать семейную традицию. На том и порешили. Только они забыли спросить меня, хочу я продолжать ее или не очень. Но я им сам сказал, что не хочу. Только гораздо позже, когда меня уже отчислили с первого курса, — за неуспеваемость, ясно-понятно. Слушайте, ну разве человек виноват, что он мечтает не зубы людям пломбировать, а, скажем, прививать им хороший вкус? Но нет. Заниматься имиджем и ходить по магазинам — это у нас исключительно для геев и баб.

Вот говорят: юность, там, молодость — лучшая пора. Я не согласен. Согласен и нет. Потому что хреновая у меня какая-то юность, слишком уж напряжная. А что лучшая пора — так только старики говорят. Но кто их в расчет берет (это при всем моем уважении)? Они же спят и видят, как бы помолодеть и выздороветь. У меня, например, юность — сплошные головняки и вынос мозга в рабочие и выходные дни. Хочу, чтобы мне тридцать лет было, в крайнем случае сорок. У меня к этому времени уже все будет в шоколаде.

— Иди учись. Получай нормальную профессию. А не хочешь — иди работай.

Это отец мне говорит. А у самого над головой как будто красно солнышко светит. Второе пришествие, не меньше, мессия, блин.

— Да хоть на завод! Нюхни пороху. Заработаешь на бутик — отлично, я только буду рад. А спонсорской помощи не жди от меня.

Это типа «Как закалялась сталь» — в масштабах отдельно взятой российской семьи Перчиков. Но я тоже не лыком шит, я истинный сын своего отца — возьму его не мытьем так катаньем. И мамик мне в этом поможет.

— Приехали, вылезай.

* * *

Игорек выскакивает из машины и моментально исчезает за воротами парка. Дорвался, называется — пусти козла в огород. За попрыгать на батуте дьяволу себя с потрохами продаст.

Кликаю сигналку. Егор уже тут, ждет; не заметить его — надо сильно постараться. Оливковая куртка, майка-алкоголичка размера XXL, «Dag Nasty» во всю грудь, фиолетовые брюки-дудочки, драные белые конверты (для тех, кто не в теме, — кеды фирмы «Converse»), шапка с помпоном в полголовы — словом, богемный шик как он есть. В этом весь Егорка. Мы с ним родственные души.

— Я не понял, Перец, что за срочность? — Вид у Егора помятый. — Я только спать лег — восемнадцать часов отпахал. Босс краев в последнее время не видит.

Егорка известен под неофициальной кличкой Хмурый. Неофициальной — потому что в лицо его так не назовешь, если тебе дорого свое собственное. Он по ночам подрабатывает, в свободное от учебы время. Хочет сколотить капитал нам на бизнес, ну-ну — Мартин Иден с помпоном.

— Тебе как: с хорошей или с плохой новости начать?

— Давай с плохой. — Егор чешет под шапкой лоб.

Он всегда немного притормаживает, по-моему, но мне это подходит. В дружбе — как в бизнесе, схема простая: один чел с высоким коэффициентом ай-кью — босс; два — уже толпа. Короче, вы поняли — мы друг друга органично дополняем. Как шерочка с машерочкой. Кстати, знаете, откуда это выражение взялось? Из Смольного. В смысле, не когда в нем Ленин сидел, а когда там воспитывались благородные девицы. Они друг к другу обращались исключительно по-французски: «ma chère»… Но я от темы отвлекся.

— Отец забирает тачку. Отъездились.

— Чего так?

— Долго объяснять. Теперь будем кататься на эскалаторах.

— Ну а хорошая? — Кажется, его еще не проняло.

— Мамик обещала нам посодействовать. На днях поговорит с отцом насчет денег — думаю, она его уболтает.

— Да? Неплохо бы… — Егор озирается по сторонам, чего-то мнется.

— Ты чего такой?

— А? Какой?

— Не знаю… Что-то случилось?

— Да нет. Все нормально, — он шмыгает носом. — Просто не выспался.

— Ладно, пошли. А то Игорек куда-то смылся — не вижу его.

Мы идем к каруселям, к орущим на них малолеткам. Прем прямо по бездорожью — через бурелом и прошлогоднюю траву. Она тут по пояс — немудрено ребенка потерять в этих джунглях.

— Слушай, а что там за тема с китайцами? — вспоминаю я.

— По «Новостям»?

— Ну. А то я краем уха только видел, в смысле глаза. Игорек перепугался до смерти.

— Да там вроде метеорит на них упал. Говорят, прямо в центре Пекина — припечатал восемьсот человек.

— Во дела.

— Наши тоже паникуют. Мол, мы следующие.

— Да ну! — я отмахиваюсь. — А это точно метеорит? А то, может, по ним американцы бабахнули, нет?

— Не знаю.

Я шарю по карманам.

— У тебя айфик с собой? Я свой дома, по ходу, забыл. Давай глянем, что «Гугл» пишет.

* * *

Я иногда думаю: прикольно, как меняются всякие там вещи. Ну, в смысле, окружающий тебя мир. Моргнул — и он уже не тот, что был, пока ты чистил зубы. Он другой, а ты и в ус не дуешь. В тот самый момент, когда ты с головой погружен, скажем, в подстригание ногтей или разморозку котлет на ужин, мир вокруг тебя меняется. Каждую минуту, каждую секунду. И далеко не факт, что к лучшему. Вот ты за рулем своего авто, врубил на полную любимый трек, слева-справа тебе улыбаются автомобилистки в роскошных шубах, с роскошными волосами — жизнь прекрасна. Была. Пока в ней не появился Сидоров Иван Петрович, 1982 года рождения, временно безработный бомбила на «копейке» того же года. Он протаранил тебя на светофоре — и в этом нет твоей вины. Ты был прекрасным человеком и водителем, но не в этом суть. Суть в том, что каждую минуту каждого дня каждого года мир трансформируется во что-то другое, новое, о чем ты и не догадываешься. Ты сидишь и пялишься в телик или в окно, строишь планы на завтра или там на через полгода. Полгода, если вдуматься, не такой уж и большой срок — в утробе матери мы подольше зависаем. Короче, сидишь ты на диване, сидишь, а жизнь в это время готовит тебе очередной сюрприз.