Апокалипсис Антона Перчика - Страница 3

К оглавлению

3

Жесть. Я был в шоке. Тут кровь у нее начинает капать на стол, сопли-слезы, я ей гигиенические салфетки протягиваю, она отказывается, словом — молодежный триллер в самом разгаре. Народ на нас оглядывается. И знаете, что это такое было? У нее последний молочный зуб в тот день, оказывается, выпал. Да, такое тоже бывает. Мороженое с карамельными чипсами — ну и. Ей было двенадцать лет, как потом оказалось. После этого шокировавшего мою неокрепшую психику случая я к старому доброму пикапу вернулся. На улицы родного города.

Тот фильм, кстати, «Я тоже хочу» назывался. Дурацкое название, типа «Американского пирога» — но там совсем не про это. Там про одного мужика, про музыканта — он все счастье искал… Да чего я буду рассказывать — скачайте да посмотрите сами.


День первый
Суббота, 4 мая

— Слушай, мамик, я же тебе не приходящая нянька. Вы не могли предупредить заранее?

— Значит, не могли. — Она с прищуром глядит в зеркало и сосредоточенно рисует себе глаз. Движения автоматические, это уже как дыхание у нее. — У нас с отцом важная встреча.

— А у меня не важная? Я Янку веду в клуб.

— Янку, да? В прошлый раз, помнится, была Анька. На какие это, интересно, шиши ты ее ведешь? Опять провалил собеседование. Тебе еще не надоело тунеядствовать?

— Мам, притормози на минуточку. Во-первых, ничего я не провалил — я отказался у них работать. Отказался сам. Передумал. Ты чувствуешь разницу? А во-вторых, если этот их психолог сам псих недолеченный, я причем? Он меня знаешь про что спрашивал?

— Про что?

— Есть ли у меня постоянный половой партнер. И если да, то какого он пола. Это, по-твоему, нормально при приеме на работу в ООО СР «Дистрибуция»? Я уже думал, что ошибся адресом.

Она отрывается от зеркала и откладывает в сторону карандаш. Смотрит на меня. У нее лицо обычно безо всякого выражения — никогда не угадаешь, о чем она думает.

— Слушай, ну и ответил бы ему, с юмором — как ты умеешь. Выкрутился бы как-нибудь! — говорит. — Что мы теперь скажем папе? Ты уже полгода слоняешься без дела, и потом…

— Ты опять? — Я врубаю на всю радио. Я ее нудятину уже просто слышать не могу. Мамик если заведется, ее советским танком не остановить.

— «…первый заметный метеоритный дождь прошел зимой благодаря потоку Квадрантиды. Пик падения пришелся на четвертое января…» — скрипит какой-то дед из динамика. Окей, окей, все что угодно, лишь бы не ее нотации.

— …отец только и успевает оплачивать твои интернет-покупки. Зачем тебе столько одежды? Ты же не девушка.

— А что, только девушки должны классно выглядеть и приятно пахнуть? А я, раз родился мужиком, должен в трениках и стоптанных башмаках на троллейбусе ездить? Успокойся, найду я работу — я вон в интернете объявление уже разместил почти. Есть там одна тема — по бизнесу… Правда, нужен первоначальный капитал. Как думаешь, отец даст?

— Не знаю. Надо было тебе учиться, вот что, — мамик меняет тему и принимается за другой глаз. У нее на каждый уходит по пять минут, я засекал. — Мы еле-еле устроили тебя в медицинский. Надеялись, пойдешь по нашим стопам.

— Ну не мое это! Не могу я ковыряться в трупах — мне неприятно!

— А что тебе приятно-то? Медицина — не мое, фармацевтика — не мое, лингвистика — тоже, товароведом и то не взяли.

— Не «не взяли», а я отказался! Я хочу свой бизнес. В фэшн-индустрии. Мы с Егором уже перетерли: хотим открыть сеть бутиков, по франшизе. У нас и связи кое-какие есть.

— А в чем проблема? Открывайте.

Она еще и издевается.

— Мам, может, поговоришь с отцом насчет денег, а? Он тебя же слушает.

— Антон, очнись, пожалуйста. Спустись на землю. Мне иногда кажется, что тебе не восемнадцать, а восемь. Я не знаю, почему ты у нас до сих пор такой инфантильный. Вроде бы два года в Америке жил один, повзрослеть вроде должен был. В колледже вас там чему учили?

— Как правильно заниматься любовью. И марихуану курить.

Она зыркает на меня. Как тигрица — сейчас зубами прихватит за шкирку и отшлепает.

— Шучу.

— Вот-вот. Все тебе шуточки. А мы, между прочим, с твоим папой после мединститута еще пять лет пахали на «скорой помощи», дежурили через одного в ночную смену. Еще ты был маленький с пороком сердца, авитаминозы вечные — ладошки до костей облезали. Мы, прежде чем открыть клинику, знаешь сколько всего хлебнули?

Ну все, завелась. Сейчас будет втирать про свое трудное детство и еще более трудную молодость. Мамик с отчимом жила, он ее ремнем порол за то, что она обкусывала ногти. Он порол, а она после этого еще дальше обкусывала, до мяса. Зато теперь ходит с акриловыми. Встретил бы — убил. Но он помер уже, отчим. Мамик за отца рано вышла замуж, ей было восемнадцать, когда она вышла — как мне. А я так думаю: ну их на фиг, эти ранние браки. Сначала созрей, потом женись. Вот я не созрел для хомяка даже или там котенка, не то, что для жены.

— Извини, что мне не пришлось хлебнуть, — говорю.

— Ничего, у тебя еще все впереди. Отец в этот раз настроен решительно. Пока не восстановишься в университете — никаких клубов, никаких Ань. И да, кстати, ключи от машины положи сегодня ему на стол.

Что? Я не верю своим ушам. Отдать от тачки ключи?

— Э, родители, вы чего?

— Ничего, поездишь на метро, как все. Ты на бензин и на мойки больше тратишь, чем мы с отцом вместе взятые.

Ах, вот так, да? То есть вот так… Если я, в отличие от отца, на грязной тачке ездить брезгую, со мной вот так можно… Пожалуй, пора пускать в ход тяжелую артиллерию. На метро я больше точно не сяду — меня однажды там чуть не убили. Кулаком по голове — им мой галстук-бабочка не понравился.

3