Апокалипсис Антона Перчика - Страница 18

— Там человек, кажется, — сказала Соня. — Видишь?

По дороге навстречу двигалась одинокая фигура.

Только она двигалась как-то странно — подпрыгивала и дергалась, точно у нее что-то сломалось внутри. Время от времени человек срывался на мелкую рысцу, потом вдруг подскакивал, быстро-быстро перебирал ногами и тут же замедлял шаг. Было в этом что-то ужасно комичное. Ужасное и комичное. Мне показалось даже, что он там насвистывает — что-то такое веселенькое. Но вся эта комедия совсем не вязалась с окружающей нас действительностью.

— Эй! — крикнула Соня и замахала рукой. — Бежим скорей.

— Подожди, куда? — Я притормозил. — Вдруг это зараженный?

— Ты что? Это Сашка! Уткин! Он инвалид детства — у него ДЦП. Саааш! Сашка!

Она припустила по дороге. Бежала, чуть не падала в этих сапогах, еще и с медведем в обнимку. Я сначала хотел за ней побежать, но потом не стал. Чего я помчусь к незнакомому человеку как угорелый? К Сашке какому-то, инвалиду.

Он был уже довольно близко, когда я увидел остальных. Они все точно так же шли, как Сашка — метров в двадцати от него, сзади. Шагали, как будто их всех вместе сверху за веревки дергали. Огромный такой кукловод стоял и орудовал крестовиной, а они медленно шли — и на нас. А когда они нас заметили — это не сразу произошло, зараженные плохо видят (или не видят совсем?) — они пошли быстрее. Потом побежали. Я почему-то думал, что они не умеют бегать. Из-за всех этих трешовых фильмов про зомби, где они просто супер-мега-медлительные, и хромают, и ноги волочат. Но это был не фильм, далеко не фильм. И еще это был, конечно, уже больше не Сашка.

Ну почему моя жизнь не может побыть простой хотя бы полчаса?

Соня закричала. Я схватил ее за руку и побежал. Обратно. Я хорошо бегаю. Это когда без тяжеленного рюкзака и запинающейся девчонки в сапожищах. Я ни о чем не думал. Бежал и смотрел себе под ноги, перепрыгивал булыжники. Их тут много было, чертова дорога. Сонька еще упиралась, орала, мол, это же Сашка, пусти! Они с ним с детства друзья, он ей, типа, ничего не сделает. Ага, как же. Может, прямо сейчас проверим?

Я не знаю, как они нас догнали. Я быстро бежал (я вообще могу долго бежать, не уставая, если мне надо, я тренированный), но они еще быстрее. Реально, просто спринтеры какие-то.

Когда я обернулся — один мне уже дышал в затылок. Не дышал, конечно, они ведь не дышат. Просто я увидел перед собой, прямо в нескольких сантиметрах, его лицо, вернее то, что от него оставалось. А за ним — еще одно. И еще. И еще одно.

А потом я услышал вой. Я даже не понял сначала, что это. «Скорая», откуда?

Машина мчалась со стороны села. На полном ходу она обогнала зараженных, тормознула и боком перегородила дорогу. Встала между ними и нами — Соньку чуть не сшибла. Щеку резанул острый камешек — вылетел из-под колеса, как ужалил. С гравийки взметнулась пыль, серая завеса, я почти ослеп. Ничего не видел. Зато все слышал. Я держался за щеку и слушал, как они там из-за машины орут. Зло и отчаянно, как будто их режут или не знаю что с ними делают.

— В машину! Мигом! — кто-то приказал из кабины.

Но я все стоял почему-то, пальцем не мог шевельнуть.

— Аннтхшхооонн…

Они меня звали. Опять.

И еще, кажется, они мне пели песню про прекрасное далеко. Да, именно что мне. Красивая мелодия, из фильма, я его в детстве любил. Помню, мне когда Франтика принесли, я на компе «Гостью из будущего» смотрел. Теперь, когда слышу эту песню, сразу его вспоминаю. Он был колли наполовину, только большой. Здоровенный. Он умер три года назад. Я тогда плакал. Когда бабушка умерла — нет, а когда Франтик — два дня ревел. Он, знаете, как скала был, у подножья которой я всегда мог спрятаться. Родители когда допоздна задерживались, я его к себе в кровать пускал. Он лапы на подушку положит и ждет, стесняется залезть — отец-то ему не разрешал. Тогда я его за шкирку силком втаскиваю и обнимаю. А он нюхает меня. Нос у него толстый — сожмется, разожмется, как губка. Мягкий. Он вообще весь был мягкий — от ушей и до живота. Я его тоже нюхал, мне нравилось, как он псиной воняет. А лапы пахли теплым печеньем. Помню последнюю его ночь. Он лежал в коридоре, ему было семь лет, не такой уж старый. Он лежал и умирал, но вида не показывал. Смотрел на меня и улыбался, мол, ничего-ничего, завтра встану. Пойдем гулять. Я ему не верил, но все равно с утра пошел в школу. А когда вернулся, его уже в багажник убрали.

Мы похоронили его в лесу.

— Быстрей давай! Что застрял, ну! — опять этот голос.

Он втащил меня обратно в реальность. Не хотел я обратно, но он меня силком туда втащил. За шкирку.

Недолго думая, я распахнул заднюю дверь, схватил Соньку в охапку и швырнул ее в кузов. Потом сам запрыгнул. «Скорая» тут же рванула с места, я даже дверь закрыть не успел.

— Дверь закрой, ежкин кот! — проорал водитель.

Как мне ее закрыть-то?!

Зараженные бежали за нами, падали, вставали, цеплялись за распахнутые двери, когтями скребли, снова падали. Мне эти когти на всю жизнь запомнятся: бросились тогда в глаза, в кошмарах теперь будут сниться, наверное. Длинные и синие — абсолютно ненатуральные на вид. Как из дешевого фильма ужасов. И еще запомнил: среди зараженных была одна старуха в берете. Она бежала впереди всех, огромного роста, обогнала даже Сашку. С нее берет потом слетел, и под ним она оказалась стриженой — коротко, как мужик. Не знаю, когда я все это успел разглядеть.

И знаете, что самое странное? Нет, понятно, что кругом полнейший сюрреализм творился, но все-таки. Самым удивительным было то, что они все не поодиночке действовали, а сообща. Как единый организм со множеством рук и ног. Я вжался в стенку и смотрел, как эта клоака, сгусток мертвой человеческой энергии несется за нашей «скорой». На чудовищной какой-то скорости, не отстает ни на секунду. Сейчас они догонят нас. Сейчас догонят и запрыгнут сюда.